Эта проблема, как уже говорилось, остается достаточно острой. Стремление к максимально возможной рациональной позиции с учетом недостижимости идеального рационализма — такова общая стратегия борьбы с данным комплексом трудностей. Иными словами, необходимо, учитывая неустранимую пристрастность и субъективность исходной позиции исследователя, стараться сделать ее максимально научной. Эта задача была ярко описана еще Максом Вебером. Он подчеркивал, что не следует оправдывать общей вовлеченностью исследователя в окружающие его социальные процессы куда более конкретные и прозаические вещи, означающие его недобросовестность и нечестность как ученого. Ведь ценностная нагруженность исследователя не оправдывает, например, его злоупотребления своим служебным положением, использования им своей кафедры и лекционных занятий для пропаганды политических направлений и т.п1. Ценностная нагруженность исходных позиций и профессиональная недобросовестность — совершенно разные вещи.
Пример еще одной типичной трудности данного уровня — зависимость познавательного продвижения от предпосылок здравого смысла. В результате проведенного исследования часто оказывается, что ученый в ходе исследования лишь эксплицирует то исходное понимание, которое он уже и так имел на уровне здравого смысла! Этот порок ярко проявился в психологических экспериментах и был подвергнут интенсивной критике. Как замечает У. Мак-Гайр, психологи имеют тенденцию использовать лабораторный эксперимент не для проверки гипотез, а для демонстрации их очевидной истинности. При этом, гипотезы берутся настолько явно истинными, что в эксперименте проверяется уже не ее верность, а «режиссерское искусство» экспериментатора, демонстрирующего, что лабораторные условия подобраны верно. Единственным способом решения этой проблемы является совершенствование теоретического потенциала исследователей, в т.ч. совершенствование умения продуцировать действительно плодотворные и информативные гипотезы2.
2. Сложности уровня (И—О) концентрируются вокруг взаимодействия исследователя и объекта изучения. Еще раз обратим внимание на то, что исследователь-гуманитарий предпринимает стратегию коммуникации и интерпретации в отношении изучаемого феномена. В некотором смысле исследователь и объект изучения составляют единую систему, в которой осуществляются весьма неоднозначные, циклические интерактивные процессы. Здесь прежде всего возникает проблема артефакта в исследовании, вызванного неучтенным взаимодействием исследователя и исследуемых. Это достаточно острая тема для психологии. Так, критикуют прежде всего стандартную методику психологического эксперимента. При анализе психологического экспериментирования было выявлено множество типичных артефактов. Сюда относятся, например, эффект Ро — зентала (влияние ожиданий экспериментатора на реакции испытуемых), эффект Хоторна (в случае знакомства испытуемых с рабочей гипотезой они непроизвольно ведут себя соответственно ожиданиям экспериментатора) и многие другие. Современные исследовательские техники ориентированы на устранение подобных искажений (методики слепого метода, двойного слепого метода и др.). Здесь, однако, возникают сложности этического плана, связанные с необходимостью «замаскированного» экспериментирования. Итак, проблема артефактов остается до настоящего времени настолько сложной, что, возможно, нам остается только признать существенную ограниченность эксперимента как исследователь-ского средства в социальных науках.